фик, надеюсь не было...

[1880-or-8018]

Автор:  Shunder
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Пейринг: 8018
Рейтинг: G
Размер: драббл
Жанр: романс позорница, господи
Дискламер: Амано Акира
От автора: Первый по ним.

У Кёи очень чистая, наверное, даже безупречная кожа. Весной на его носу не появляются веснушки, а на прикрытых волосами ушах не найдёшь ни одной притаившейся родинки. Он выглядит как потомственный аристократ с какой-нибудь старинной гравюры. Такие, столетия назад, смотрели на простых людей с надменным снисхождением, презрительно кривя тонкие губы.
Твои руки, по сравнению с его, кажутся грубыми, иррациональными. Узкая ладонь с длинными, какими-то ещё совсем мальчишескими пальцами, выглядит лишней рядом с его. У него аккуратные тонкие пальцы, ровно обстриженные короткие ногти, и даже огрубевшая, как у тебя, кожа на внутренней стороне ладоней и подушечках пальцев смотрится как-то по-особенному правильно.
Тебе нравится на него смотреть. Ты будто бы ощущаешь себя Колумбом, открывающим Америку или неизвестным мореплавателем, нашедшем-таки путь в Атлантиду. Загадочную, мифическую и такую притягательную.
Иногда Кёя спит за столом. Он кладёт голову на предплечье левой руки и расслабленно отставляет в сторону правую. Отросшие волосы щекочут скулы и нос, но он не предпринимает попыток их убрать. И, если не присматриваться, то кажется, что и не мешают они ему вовсе. Но ты присматриваешься и видишь, как он слегка морщится, словно собираясь чихнуть. В такие моменты ты улыбаешься, думая, что ленящийся Кёя – это, наверное, самая милая картина, которую ты только видел. Кажется, она отпечаталась у тебя где-то на внутренней стороне век и, если закроешь глаза, то обязательно увидишь. И можно воспроизводить только её. Как поставленную на повторе песню. И беспричинно улыбаться. Вновь и вновь.
Хотя, наверное, всё-таки причина есть. У этой причины сейчас растрёпанные волосы, подрагивающие тёмные ресницы, свидетельствующие о неглубоком сне, и совершенно не по-кёевски расслабленное лицо. Хочется прикоснуться, провести пальцами по щеке, от подбородка до скулы, и убрать-таки мешающую прядь. Кёя тогда выдохнет – тихо-тихо – едва ли на уровне слышимости, но ты услышишь. И замрёшь на некоторое время, словно боясь спугнуть чужой покой. Но он не двинется, тем самым будто бы давая разрешение на последующие действия, а пальцы по инерции продолжат двигаться дальше, живя какой-то другой, отличной от всего тела, жизнью. Ты смотришь, как они оглаживают заметные тени под глазами – следы усталости и, возможно, бессонных ночей. И тянет мучительно, тоскливо где-то под сердцем. И не поделится с тобой ведь, если спросишь. Только бросит взгляд такой равнодушный-равнодушный, а на самом дне аметистово-серых глаз пластом ляжет непонимание.
И догадываешься ведь, что никого он не подпускал так близко. Что слишком личное всё это, кёевское. Но ничуть ни легче от этой догадки, и давит она непомерным грузом, буквально врастая в плечи, заставляя их опускаться.
И, кажется, что для него доверять – это, как для тебя играть в бейсбол без мяча. Кроме бессмысленного размахивание битой ничего не получится, как ни старайся. Так и Кёя не может. И не знаешь, как подступиться. С какой стороны подойти. Одно неверное движение - и с самого начала ведь. Вновь обдирать руки об острые шипы непонимания. Но притягивает к нему с чудовищной силой. Как притягивает мотылька во тьме свечение огня. Только, в отличие от этого самого мотылька, знаешь, что обожжешься. Да толку-то, от твоей осведомлённости? Хоть и знаешь, а всё равно не повернуть назад. И остаётся улыбаться, утапливая в нежности неуместную грусть, и гладить пальцами тёплую щёку.